Форум правовой взаимопомощи военнослужащих

Показать текст

Федеральный закон от 30.06.2016 N 224-ФЗ
"О внесении изменений в Федеральный закон "О государственной гражданской службе Российской Федерации" и Федеральный закон "О муниципальной службе в Российской Федерации"

"Статья 20.2. Представление сведений о размещении информации в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет"
 
1. Сведения об адресах сайтов и (или) страниц сайтов в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет", на которых гражданин, претендующий на замещение должности гражданской службы, гражданский служащий размещали общедоступную информацию, а также данные, позволяющие их идентифицировать, представителю нанимателя представляют:
1) гражданин, претендующий на замещение должности гражданской службы, - при поступлении на службу за три календарных года, предшествующих году поступления на гражданскую службу;
2) гражданский служащий - ежегодно за календарный год, предшествующий году представления указанной информации, за исключением случаев размещения общедоступной информации в рамках исполнения должностных обязанностей гражданского служащего.
2. Сведения, указанные в части 1 настоящей статьи, представляются гражданами, претендующими на замещение должности гражданской службы, при поступлении на гражданскую службу, а гражданскими служащими - не позднее 1 апреля года, следующего за отчетным. Сведения, указанные в части 1 настоящей статьи, представляются по форме, установленной Правительством Российской Федерации.
3. По решению представителя нанимателя уполномоченные им гражданские служащие осуществляют обработку общедоступной информации, размещенной претендентами на замещение должности гражданской службы и гражданскими служащими в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет", а также проверку достоверности и полноты сведений, предусмотренных частью 1 настоящей статьи.";
 

Показать текст

Уткин И.П., поэт, бывший троцкист: «Будь это в 1927 году, я был бы очень рад такому положению, какое создалось на фронте сейчас (Уткин имеет в виду невозможность достижения победы силами одной Красной армии). Но и теперь создавшееся положение весьма поможет тому, чтобы все стало на свои места...
Нашему государству я предпочитаю Швейцарию. Там хотя бы нет смертной казни, там людям не отрубают голову. Там не вывозят арестантов по сорок эшелонов в отдаленные места, на верную гибель...
У нас такой же страшный режим, как и в Германии... Все и вся задавлено... Мы должны победить немецкий фашизм, а потом победить самих себя...
...В каком положении находится Россия! Страшно подумать. Ни искусства, ни культуры.
Всякую самостоятельность бюрократия, правящая государством, убивает в зародыше. Их идеал, чтобы русский народ стал единым стадом баранов. Этот идеал уже почти достигнут...
Завершен логический путь, начатый с провозглашенной [Сталиным] политики „построения социализма в одной стране“... Из его социализма получилось чудовищное обнищание страны. И, пожалуй, придется восстановить частное сельское хозяйство, иначе страна из нищеты не выберется. Да и с фронта придут люди, которые захотят, наконец, получше жить, посвободнее...
...Нужно спасать Россию, а не завоевывать мир... Теперь у нас есть надежда, что мы будем жить в свободной демократической России, ибо без союзников мы спасти Россию не сумеем, а значит, надо идти на уступки. А все это не может не привести к внутренним изменениям, в этом логика и инерция событий. Многое должно измениться. Возьмите хотя бы название партии, отражающее ее идеологию: коммунистическая партия. Ничего не будет удивительного, если после войны она будет называться „русская социалистическая партия“...
Мы еще увидим, как изменится государственная форма нашей жизни, не может без конца продолжаться парадоксальное положение, когда наряду с „лучшей конституцией“ у нас – наихудший режим. Режим полного попрания человеческой свободы...»
Никандров Н.П., писатель, бывший эсер: «Мы прошлым летом ждали конца войны и освобождения от 25-летнего рабства, в этом году, этим летом и произойдет освобождение, оно только произойдет несколько иначе, нежели мы думали. Большевизм будет распущен, как Коминтерн, под давлением союзных государств...
Сейчас прежде всего нужно ждать реформ в сельском хозяйстве – там должна быть введена частная инициатива и взамен колхозов созданы кредитные товарищества. Потом должны быть реформы в области торговли. В области же морали в первую очередь должны быть уничтожены или как-то приведены к ограничению евреи. Еврейский вопрос – это военный вопрос каждого русского...»
Светлов М.А., поэт, в прошлом участник троцкистской группы: «Раньше я думал, что мы дураки, – мы кричали, что погибает революция, что мы пойдем на поводу у мирового капитала, что теория социализма в одной стране погубит советскую власть. Потом я решил: дураки мы, чего мы кричали? Ничего страшного не произошло. А теперь я думаю: боже, мы ведь в самом деле были умные, мы же все это предсказали и предвидели, мы же кричали, плакали, предупреждали, на нас смотрели как на Дон-Кихотов, нас высмеивали. И мы потом сами поверили, что мы Дон-Кихоты... а теперь оказалось, что мы были правы...
В этом финале мало хорошего и мало умного. Революция кончается на том, с чего она началась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие „радости“. Такой кругооборот даже мы не предвидели...»
Вальве Б.С., литературовед: «В конце концов это ирония судьбы, что мы проливаем кровь и разоряем страну ради укрепления англо-американского капитализма... Получается, что гитлеризм сыграл свою историческую роль, ибо спас капитализм от гибели, создал обстановку, при которой даже наша страна – враг капитализма – стала не жалея живота своего защищать его – капитализм от гибели, укреплять его, подчиняясь ему...
Будущность весьма мрачна. Все важнейшие процессы в сознании людей и в политике следует рассматривать или как уступки Гитлеру (повышение национального самосознания), или же капитализму (роспуск Коминтерна), отказ от задач мировой революции...
Германский фашизм есть закономерная реакция на наш социализм. В конце концов два вида социализма: нацизм и большевизм оспаривают мировое господство. История породила немецкий фашизм для того, чтобы он покончил с большевизмом, но Гитлер... возымел вздорный замысел – идти против предписания истории и поднять руку на хозяина – капитализм. Однако хозяин – англо-американский капитализм – оказался столь умным, что сумел парировать удар и направить нацизм против его законного противника – против нас. Теперь дело обстоит так, что хозяин в выигрыше, ибо помогает нам против Германии, но не спешит разгромить Германию, чтобы вернее изнурять оба ненавистных ему вида социализма...»
Колбановский А.Э., журналист, сотрудник редакции «Последних известий» радиокомитета: «...Война будет продолжаться очень долго и не принесет нам победы. Мы значительно слабее немцев. Второго фронта нет и не будет, союзники ежеминутно готовы нас предать, заключив соглашение с Гитлером за наш счет. Нас ждут огромные лишения, люди будут ни за что погибать на фронтах, а мы здесь, в тылу, голодать, пухнуть от голода и холода, гибнуть от фашистских бомб...
Заявление Совинформбюро ко второй годовщине войны о невозможности разбить врага без второго фронта это официальное признание нашей слабости, полной неизбежности нашего поражения. Поэтому незачем работать, напрягать свои силы, голодать, терпеть лишения...
Наша пропаганда тупа и бездарна. Я не могу без злобы читать то, что пишется в газетах, сводки Информбюро, то, что мы передаем по радио. Это все стандартная, глупая, противная ложь. Я проклинаю свою профессию журналиста, мы пишем не то, что есть, а то, что нам диктуют свыше, о чем нас заставляют писать... Я устал от этой вечной лжи, от этого давления сверху, от этих бездарных, тупых идиотов – цензоров и политредакторов, которые убивают живую мысль, заставляют глупо и тупо лгать по стандарту.
Все это для того, чтобы убедить народ, что у нас все хорошо, народ крепок и един и мы продержимся и победим. А на деле – мы слабы и на победу нет надежды...»
Тренев К.А., писатель, бывший кадет: «...Ответы Сталина (по поводу роспуска Коминтерна) написаны страшно путано, нелогично, непоследовательно... С одной стороны, говорится о ликвидации клеветы по поводу деятельности Коминтерна, а с другой, что Коминтерн ликвидирован, чтобы не мешать борьбе против гитлеризма (при этом Тренев чрезвычайно резко отзывался о [Сталине] лично)... Под нажимом Англии и США, наконец, разогнали дармоедов...
...Я избегаю читать газеты, мне противно читать газеты, сплошную ложь и очковтирательство...
(Тренев намекнул, что он сознательно отходит от общественной работы и старается пребывать в тени, подготовляя безболезненный переход на сторону «нового режима», который будет, по его убеждению, установлен после войны.)
...Что касается нашей страны, то она больше выдержать войны не в состоянии, тем более что за сохранение существующего режима вряд ли многие согласятся бороться... Надо быть последовательным. Коминтерн разогнали, надо пересмотреть гимн „Интернационал“, он не может понравиться союзникам...»
Среди некоторой части писателей зафиксировано усиление так называемых «демократических» тенденций, выражение надежд на коренные изменения советского строя в результате войны, а в отдельных случаях и прямая ставка на реставрацию капитализма в СССР.
К таким относятся:
Новиков-Прибой А.С., писатель, бывший эсер: «Крестьянину нужно дать послабление в экономике, в развороте его инициативы по части личного хозяйства. Все равно это произойдет в результате войны... Не может одна Россия бесконечно долго стоять в стороне от капиталистических стран, и она перейдет рано или поздно на этот путь, правительство это само поймет...»
Никитин М.А., писатель: «Неужели наша власть не видит всеобщего разочарования в революции? Неужели не будут предприняты реформы после войны? Так больше нельзя. Коли сейчас нельзя, то завтра надо сделать. Сколько крови пролито, кровь дает свои плоды... Несчастья, которые принесла война, должны искупиться улучшением условий жизни и политики. Бюрократы сидят на шее народа... Революция не оправдала затраченных на нее сил и жертв. Нужны реформы, преобразования. Иначе нам не подняться из пропасти, из разорения, в которое ввергла нас война. Наша промышленность растет, а сельское хозяйство тает на глазах. Диспропорция эта требует исправления...»
Чуковский К.И., писатель: «Скоро нужно ждать еще каких-нибудь решений в угоду нашим хозяевам (союзникам), наша судьба в их руках. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре...»
Соловьев Л.В., писатель, военный корреспондент, автор пьесы «Фельдмаршал Кутузов»: «У нас катастрофическое положение с продовольствием, нечем кормить население и даже армию. Без помощи американцев мы уже давно бы выдохлись. У нас все дезорганизовано. Мужики и бабы в деревнях не хотят работать.
Надо распустить колхозы, тогда положение изменится. Союзники, вероятно, жмут на [Сталина] в этом вопросе и, возможно, добьются своего, как добились роспуска Коминтерна...
Русский народ несет главное бремя войны, он понес неслыханные жертвы. А что он получит в случае победы? Опять серию пятилеток, голод, очереди. Перспектива у нас грустная, и не хочется думать о том, что будет завтра...»
Максимов Г.И., журналист, член ВКП(б): «Русский мужик в оккупированных районах сейчас в раздумье. Он и не хочет, чтобы немцы остались в России, и не хочет возвращения советской власти с колхозами и непосильными для него госпоставками. Наше правительство должно было бы ликвидировать колхозы еще в начале войны, и если бы мужик поверил, что это всерьез и надолго, он пошел бы драться с немцами по-настоящему. Теперь же он воюет неохотно, по принуждению, а он в нашей армии главная сила, на нем все держится».
Бонди С.М., профессор-пушкиновед: «Жалею вновь и вновь о происходящих у нас антидемократических сдвигах, наблюдающихся день ото дня. Возьмите растущий национальный шовинизм. Чем он вызывается? Прежде всего настроениями в армии – антисемитскими, антинемецкими, анти по отношению ко всем нацменьшинствам, о которых сочиняются легенды, что они недостаточно доблестны, и правительство наше всецело идет навстречу этим настроениям армии, не пытаясь ее перевоспитать, менять ее характер.
Самое важное сохранить боеспособность армии, ее боевую готовность сражаться, что же до целей войны, то о них лучше не думать. И создается, таким образом, подобие военной касты, которая естественно не вмещается в рамки демократии.
Для большевиков наступил серьезный кризис, страшный тупик. И уже не выйти им из него с поднятой головой, а придется ползать на четвереньках, и то лишь очень короткое время. За Коминтерном пойдет ликвидация более серьезного порядка... Это не уступка, не реформа даже, целая революция. Это – отказ от коммунистической пропаганды на Западе как помехи для господствующих классов, это отказ от насильственного свержения общественного строя других стран. Для начала – недурно...
Вот вам то первое, творческое, что дали немцы и война с ними...»
Морозов С.Т., журналист, внук фабриканта Саввы Морозова: «Мы все люди пришибленные и задавленные. Никому из нас и в голову не может прийти мысль, что он может законно принимать участие в общественной, политической жизни страны. Между тем ясно, что после войны жизнь в стране должна резко измениться, под влиянием союзников правительство вынуждено будет решительно изменить внутренний курс. Весьма вероятно, что в стране возникнут оппозиционные партии... Мне бы хотелось, чтобы уже сейчас во время войны правительство выступило с обещанием организовать в стране после войны жизнь на других началах. Такое заявление помогло бы нам, оно дало бы каждому сознание, что он борется за улучшение своего положения, за свои собственные интересы».
Голосовкер Я.Э., поэт-переводчик и историк литературы, арестовывался и был судим за троцкистскую деятельность: «Советский строй – это деспотия, экономически самый дорогой и непроизводительный порядок, хищническое хозяйство. Гитлер будет разбит, и союзники сумеют, может быть, оказать на нас давление и добиться минимума свобод...»
Объединяясь на почве общности антисоветских настроений, некоторые враждебные советскому строю элементы среди литераторов делают попытки создать под видом литературных кружков политические группировки, противопоставляя их советской общественности, рассчитывая на завоевание определенных позиций в государстве и выражая надежды на ликвидацию или изменение советского строя.
Такие попытки иллюстрируются следующими примерами:
Кузько П.А., писатель, ранее примыкал к эсерам: «...У меня есть несколько идей, заставляющих меня отыскивать сейчас и подбирать талантливых литераторов, понимающих, что вся сегодняшняя советская литература – чепуха, пакость и гроша ломаного не стоит... Партийные чиновники уничтожили литературу, нужно создавать новую, настоящую литературу, свободно мыслящую и талантливую. Для этого нужны люди... Я жажду людей. А дальше – надо организовать какое-то общество и действовать не через литературных чиновников, а через лиц более высокопоставленных, которые всегда хотят показать свой либерализм. У меня есть сейчас время заняться, так сказать, неким сражением в области литературной идеологии и художественности...
Я не из тех людей, что сейчас уже верят в разгром немцев... Война может обернуться совсем не той стороной, которая сегодня мерещится нашим оптимистам...
Народ помимо [Сталина] выдвинул своих вождей – Жукова, Рокоссовского и других. Эти вожди бьют немцев и после победы они потребуют себе места под солнцем... Кто-либо из этих популярных генералов станет диктатором либо потребует перемены в управлении страной... Вернувшаяся после войны солдатская масса, увидев, что при коллективизации не восстановить сельское хозяйство, свергнет советскую власть... в результате войны гегемония компартии падет и уступит место гегемонии крестьянской партии, которая создаст новую власть и освободит народ от колхозов...
Я прекрасно понимаю, что нельзя сейчас начинать с очень резких высказываний, но мы должны ясно представить себе, что сегодняшняя литература, искажающая, приукрашивающая действительность в угоду власть имущим, должна быть уничтожена как фальшивая и развращающая умы...
В стране накапливаются силы, недовольные войной... Союзники плохо оказывают свое влияние, если бы они нажали по-настоящему, то можно было бы надеяться на кое-какие облегчения, на раскрепощение...
Надо не терять времени... затем, чтобы зацепиться за какое-нибудь место в руководстве. Это очень может пригодиться нам. Надо использовать советскую общественность так, как она использует нас...
Мы должны быть тем новым, что сменит собой сегодняшнюю бюрократическую советскую рухлядь. Мы – это те, кто понимает, что, положим, сегодняшняя литература обюрократизирована и бездушна, кто ясно видит, что сегодняшний аппарат чиновников, сегодняшняя партийная иерархия должны быть уничтожены. Эти все „мы“, понимающие больше, чем все благоустроенные и благомыслящие чиновники, должны на волне военных и послевоенных событий взлететь наверх...
Советской власти нет. Имеется какой-то конгломерат разных устремлений и глава всего. Имеется царь над царством, в котором нет единства... Бесконечное количество чиновников, с которыми надо бороться, бесконечное стадо партийной братии не есть нечто политически целое. Все эти люди давно забыли и наплевали на социалистические, коммунистические идеи...
...Сейчас, кроме фронтовых дел, идут какие-то сдвиги внутри правительства... Нет сомнения, что эти сдвиги пойдут нам, людям предполагающим бороться, на пользу. Правительство будет праветь, а значит – снисходительнее смотреть на то, как ведет себя общество. Именно замешательство, которое произойдет в правительстве в связи с изменением политики, даст нам и многим другим, временно отстраненным людям, поднять голову и напомнить о своем существовании...»
Колдунов С.А., литератор, дважды арестовывался за антисоветскую деятельность: «Очень плохо то, что в литературе нет группировок... Писатели должны образовывать отдельные группы по признакам общих литературных вкусов и общего мышления. Эти неофициальные группы помогают друг другу, продвигают творчество отдельных писателей.
...Я уверен, что нигде нет такого отсутствия демократизма в литературе, как у нас; нигде, ни в одной стране...»
Шкловский В.Б., писатель, бывший эсер: «Мне бы хотелось сейчас собрать яркое, твердое писательское ядро, как в свое время было вокруг Маяковского, и действительно, по-настоящему осветить и показать войну...
В конце концов мне все надоело, я чувствую, что мне лично никто не верит, у меня нет охоты работать, я устал, и пусть себе все идет так, как идет. Все равно у нас никто не в силах ничего изменить, если нет указки свыше...
Меня по-прежнему больше всего мучает та же мысль: победа ничего не даст хорошего, она не внесет никаких изменений в строй, она не даст возможности писать по-своему и печатать написанное. А без победы – конец, мы погибли. Значит, выхода нет. Наш режим всегда был наиболее циничным из когда-либо существовавших, но антисемитизм коммунистической партии – это просто прелесть...
...Никакой надежды на благотворное влияние союзников у меня нет. Они будут объявлены империалистами с момента начала мирных переговоров. Нынешнее моральное убожество расцветет после войны».
Краснов П.Б., журналист: «...Наше положение далее становится нетерпимым. Обескровленная страна может не выдержать нового натиска гитлеровцев. У меня вся надежда на Англию и Америку, которые нанесут немцам решающий удар. Но очевидно, что и Англия, и Америка не хотят целиком поддерживать сталинское правительство. Они добиваются «мирной революции» в СССР. Одним из ее звеньев является ликвидация Коминтерна. В случае, если Сталин не пойдет на все требования Англии и Америки, они могут бросить Россию в руки Германии, и это будет катастрофой...
Мои симпатии всегда на стороне демократических держав... В случае победы советской власти мне, старому демократу, ученику В.Г.Короленко, остается только одно – самоубийство! Но я искренне надеюсь, что царство тьмы будет побеждено и восторжествует справедливость. Из этих целей я уже сейчас подумываю о необходимости объединения демократических журналистов, т.е. людей, которые могли бы работать в настоящей непартийной печати...
...Я готов терпеть войну еще хоть три года, пусть погибнут еще миллионы людей, лишь бы в результате был сломлен деспотический, каторжный порядок в нашей стране. Поверьте, что так, как я, рассуждают десятки моих товарищей, которые, как и я, надеются только на союзников, на их победу и над Германией, и над СССР...»
Отдельные крупные писатели и поэты занимают неопределенную, выжидательную политическую позицию, не дали за время войны каких-либо значительных произведений, не определили своего отношения к войне с Германией.
В своем близком окружении эти писатели и поэты объясняют свою творческую пассивность во время войны строгостями цензуры, нежеланием «приспосабливаться». Большинство из них стоит на антисоветских позициях.
Так, например:
Федин К.А., писатель, до 1918 года был в плену в Германии, поклонник «немецкой культуры», неоднократно выезжал в Германию и был тесно связан с сотрудниками германского посольства в СССР: «...Все русское для меня давно погибло с приходом большевиков; теперь должна наступить новая эпоха, когда народ не будет больше голодать, не будет все с себя снимать, чтобы благоденствовала какая-то кучка людей (большевиков).
За кровь, пролитую на войне, народ потребует плату, и вот здесь наступит такое... Может быть, опять прольется кровь...
...О Горьком я буду сейчас писать только для денег: меня эта тема уже не волнует и не интересует. Очень обидно получилось у меня с пьесой. Леонов за такую ерунду («Нашествие») получил премию, но это понятно – нужно было поклониться в ножки, он поклонился, приписал последнюю картину, где сплошной гимн [Сталину], вот ему и заплатили за поклон.
Я, конечно, никогда со своей линии не сойду, чего бы это мне ни стоило. Я никому не поклонюсь и подлаживаться не буду...
Я засел за роман, который, кстати сказать, никакого отношения не имеет к современности. Роман этот об одной актрисе. Потому что я хочу быть во всей этой суматошной жизни совершенно нейтральным...
Ничего мы сделать без Америки не сможем. Продав себя и весь свой народ американцам со всеми нашими потрохами, мы только тогда сможем выйти из этого ужаса разрушения... Отдав свою честь, превратившись в нищих и прося рукой подаяния, – вот в таком виде мы сейчас стоим перед Америкой. Ей мы должны поклониться и будем ходить по проволоке, как дрессированные собаки...
...Я очень боюсь, что после войны вся наша литература, которая была до сих пор, будет попросту зачеркнута. Нас отучили мыслить. Если посмотреть, что написано за эти два года, то это сплошные восклицательные знаки... А статья Леонова в „Известиях“ – „Святая ненависть“ – вызывает чувство гадливости и отвращения... Нельзя кричать без конца: „Родина, моя Родина!“ – с надрывом, манерно, как это делает Леонов... Я перечитал рассказ Мопассана „Усы“. Вот как нужно писать о войне – не в лоб, тонко, умно, и это производит огромное впечатление. А у нас так писать не дают возможности...
Нужно ждать, чтобы не попасть впросак» (заявил Федин по поводу своего отказа от редактирования немецкого антифашистского журнала).
Пастернак Б.Л., поэт: «Теперь я закончил новый перевод „Антоний и Клеопатра“ Шекспира и хотел бы встречаться с Риски (британский пресс-атташе) для практики в английском языке.
...Нельзя встречаться, с кем я хочу. Для меня он – человек, иностранец, а никакой дипломат... Нельзя писать, что хочешь, все указано наперед... Я не люблю так называемой военной литературы, и я не против войны... Я хочу писать, но мне не дают писать того, что я хочу, как я воспринимаю войну. Но я не хочу писать по регулятору уличного движения: так можно, а так нельзя. А у нас говорят – пиши так, а не эдак... Я делаю переводы, думаете, от того, что мне это так нравится? Нет, от того, что ничего другого нельзя делать...
У меня длинный язык, я не Маршак, тот умеет делать, как требуют, а я не умею устраиваться и не хочу. Я буду говорить публично, хотя знаю, что это может плохо кончиться. У меня есть имя и писать хочу, не боюсь войны, готов умереть, готов поехать на фронт, но дайте мне писать не по трафарету, а как я воспринимаю...»
Группе писателей, возвращавшихся из Чистополя в Москву, был предоставлен специальный пароход. Желая отблагодарить команду парохода, группа писателей решила оставить им книгу записей. Эта идея встретила горячий отклик... Когда с этим пришли к Пастернаку, он предложил такую запись: «Хочу купаться и еще жажду свободы печати».
«Пастернак, видимо, серьезно считает себя поэтом-пророком, которому затыкают рот, поэтому он уходит от всего в сторону, уклоняясь от прямого ответа на вопросы, поставленные войной, и занимается переводами Шекспира, сохраняя свою „поэтическую индивидуальность“, далекую судьбам страны и народа. Пусть-де народ и его судьбы – сами по себе, а я – сам по себе...»
Асеев Н.Н., поэт. «Взгляды Асеева на современную поэзию – это последовательное отрицание ценности многого из того, что делается сейчас советскими поэтами... – Все заскучнено стремлением к логизированию, к дидактике. Поэзия этих поэтов (Алигер, Долматовского) выполняет ту же функцию, какую могли бы выполнить статья, любая частная проза. – За всем этим в словах Асеева чувствуется некоторое личное раздражение, личная тревожность...»
«...Писать по-настоящему оптимистические стихи я не могу, так как меня не обеспечивают, как нужно, и я – не поэт, а нищий на паперти. Я должен с утра до ночи ходить и клянчить себе пайки. Всюду встречаю бездушие. У нас ведь все забюрократизировано... Приходится обивать пороги всяких сановников... Союза писателей у нас нет. Есть отдельные приспособившиеся, попавшие в тон люди, а настоящим писателям и поэтам хода нет... У нас сознательно обходят и скрывают то, что говорил Маяковский, против чего он боролся всю жизнь – против того, чтобы поэзия была приспособленческой».
Сафонов В.А., писатель, ответственный редактор серии «Великие люди русского народа» в издательстве «Молодая гвардия».
«Сафонов... принадлежит к той группе писателей, которая рассматривает трудности и некоторые тяготы и неполадки военного времени как явления, вызванные не столько войной, сколько обстоятельствами «общего порядка», т.е. политикой советской власти. Он довольно часто указывает на невозможность для писателя серьезно работать в настоящее время, говоря, что серьезный писатель «не может идти на поводу у требований примитивной агитации». Поэтому сам он ничего не пишет и не написал за время войны, если не считать брошюрки о Мичурине и работы над историческим романом о Ермаке, начатой еще до войны... Он с подчеркнутой преднамеренностью не читает ничего из современной литературы и даже как-то гордится своим невежеством в этой области.
...Службу в армии для себя он считает бессмысленной и губительной, так как она подавляет творческую индивидуальность писателя.
...Со страстным нетерпением Сафонов ожидает мира, надеясь, что «после войны наступят разные свободы и будет легче жить и дышать». Он считает, что даже потеря Украины не является достаточным препятствием для заключения мира...»
Глебов А.Г., писатель, исключен из ВКП(б): «...Безвыходно тяжелое положение советских писателей... Печататься негде, платят гроши, на каждом шагу писатель встречает цензурные рогатки... Если бы я знал, что в ближайшие 5–10 лет общая ситуация не изменится, я переквалифицировался бы из писателя хоть в бухгалтера. Своего сына, у которого есть интерес к литературе, я стараюсь всячески отвратить от нее... Давно уже пишу роман „для души“, в котором говорю свободно все, что хочу сказать...»
Кроме того, среди видных писателей отмечаются и другие политические настроения, которые отражают их оценку современного положения.
Приводим наиболее характерные высказывания.
Толстой А.Н., писатель: «Мы уже теперь заботимся о том, чтобы у нас в запасе были людские военные резервы – на тот случай, что, когда война придет к завершению, нам еще придется драться со своими союзниками за дележ и переустройство Европы...
В близком будущем придется допустить частную инициативу – новый НЭП, без этого нельзя будет восстановить и оживить хозяйство и товарооборот...»
Леонов Л.М., писатель: «Я очень обеспокоен последней частью документа (сообщение Совинформбюро от 22.VI.43 г.). Я думаю, что мы стоим на грани отказа союзников от помощи нам... Ответ [Сталина] Рузвельту был явно неудовлетворительным для „Демократий“. Рузвельт, как мне говорили многие, требовал роспуска колхозов, а [Сталин] ответил, что это одна из основ советского строя... Можно было бы пойти на некоторую реорганизацию в сельском хозяйстве, ибо личные стимулы у колхозников еще до войны, и особенно сейчас, очень ослабли...
Мы, видимо, раздражаем союзников своей резкостью в постановке вопросов о Польше, Прибалтике, Украине и проч. От всего этого можно было бы в известной мере воздержаться. А то ведь странно: сами же говорим, что без второго фронта нельзя победить Германию, а ведем с этим вторым фронтом рискованную игру...»
Погодин Н.Ф., писатель: «...Страшные жизненные уроки, полученные страной и чуть не завершившиеся буквально случайной сдачей Москвы, которую немцы не взяли 15–16 октября 1941 года, просто не поверив в полное отсутствие у нас какой-либо организованности, должны говорить прежде всего об одном: так дальше не может быть, так больше нельзя жить, так мы не выживем...
У нас что-то неладно в самом механизме, и он нет-нет, да и заедает и скрипит. У нас неладно что-то в самой системе. Что хорошо, то хорошо, и многое у нас отлично, но и плохое у нас предстало такими дозами, что просто не понимаешь, как и когда это могло случиться...»
Сергеев-Ценский С.Н., писатель. «Красной нитью через все его высказывания проходила мысль о том, что вот он – Ценский – старейший русский писатель, художник слова, должен всю жизнь пробиваться сквозь дебри непонимания значения писателя, его роли. Особенно он это относит к советскому периоду, „когда в литературу и журналистику пришло много нерусских людей, жидовствующих эренбургов, которым непонятно значение художника. Они публицисты и того же требуют от остальных литераторов“. Противопоставляя себя «эренбургам», газетчикам, Ценский заявил: – В Москве невозможно было работать, редакции осаждали просьбами написать статью. И как хотелось сказать им, что я писатель, а не журналист, что я занят более важным и нужным делом...
В своей общественной практике Ценский не отступает от этих своих взглядов. Так, со слов поэта Марка Тарловского, когда ЦК партии Казахстана пригласил его редактировать текст письма казахского народа бойцам-казахам, Ценский уклонился от этой работы, заявив, что это не дело писателя...
Говоря о войне, Ценский... заявил, что в результате войны наступит период одичания на долгие годы...»
Голубов С.Н., писатель, автор романа «Генерал Багратион»: «...После войны все без передыха будут впряжены в реконструкцию хозяйства страны, в штопание прорех... Какие бы то ни было перемены в сторону улучшения жизни, освобождения мысли, творчества у нас исключены, ибо есть инерция власти, раз навсегда установившегося порядка. Власть не в состоянии сделать, если бы она того и захотела, даже маленьких послаблений в общественной жизни и колхозном быте, хозяйстве, ибо это может образовать щель, в которую хлынет все накопившееся недовольство. Просвета в будущем не видно...»
После вызова к тов. [Щербакову] Голубов заявил: «Где еще, кроме как у нас, писателю могут задать такой дикий вопрос: не голодает ли он? Наши требования к жизни настолько снизились, что писателя можно облагодетельствовать пудом картошки и парой штанов... Вот в интересах пропаганды я им понадобился, – меня и обласкали, а не будь этого – никто и никогда не поинтересовался бы мною...»
Довженко А.П., украинский литератор и кинорежиссер: «...Необходимо издать и вообще узаконить у нас всех тех писателей, националистов-эмигрантов, которые не проявили себя на стороне фашистов, чтобы отвоевать их и перетянуть на нашу сторону. Мы бедны, каждое творческое лицо для нас бесценно – зачем нам самих себя грабить?..
Украинские девушки, полюбившие немцев и вышедшие за них замуж, не виноваты в том, что у них нет патриотизма, а виноваты те, кто этого патриотизма в них не сумел воспитать, т.е. мы сами, вся система советского воспитания, не сумевшая пробудить в человеке любви к родине, чувства долга, патриотизма.
Ни о какой каре не может быть речи, должны быть прощены все, если только они не проводили шпионской работы...
Тема обличения порочности советского воспитания, никчемности советского педагога, ошибочности пропаганды и трагических результатов этого должна стать основной темой советского искусства, литературы и кино на ближайшее время...
...Больше всего меня беспокоят потери, ценой которых нам удается наступать. Сил у нас не так много, нам необходимо экономить их и для ведения войны с Германией, и для обороны своего престижа против «союзников» после окончания войны, и поэтому вряд ли есть смысл тратить эти силы в тяжелом наступлении, – не лучше ли продолжать только удерживать рубежи до более благоприятного времени – до зимы или наступления союзников на континенте Европы?..
...Возмущаюсь, почему создали польскую дивизию, а не формируют украинских национальных частей...»
Гладков Ф.В., писатель: «Подумайте, 25 лет советская власть, а даже до войны люди ходили в лохмотьях, голодали... В таких городах, как Пенза, Ярославль, в 1940 году люди пухли от голода, нельзя было пообедать и достать хоть хлеба. Это наводит на очень серьезные мысли: для чего же было делать революцию, если через 25 лет люди голодали до войны так же, как голодают теперь...»
Павленко П.А., писатель, корреспондент газеты «Красная звезда», член ВКП(б): «...Теперь-то уже ясно, что без союзников нам немца не выгнать из России. Наша мощь сильно подорвана... В конечном итоге наша судьба теперь зависит от поведения и доброй воли союзников...»
Сельвинский И.Л., поэт, корреспондент военной газеты на Кубани: «...Настроение в наших частях неважное. Люди устали от войны, немец все еще силен, упорно дерется... Если так дальше пойдет – войне конца не будет...»
Пришвин М.М., писатель: «...Народ... угнетен войной и порядками, ждет конца войны любой ценой. Задача каждого человека сейчас – сохранить всеми средствами свою личную жизнь... Одной из величайших загадок и тайн жизни надо считать следующее явление... Население войны не хочет, порядками недовольно, но как только такой человек попадает на фронт, то дерется отважно, не жалея себя... Я отказываюсь понять сейчас это явление...»